Юрий Ф.

ОХОТНИЧЬИ БАЙКИ
(Из непридуманного)

Был у нас в полку прапорщик NN. Служил в ТЭЧ полка. Прекрасно выполнял свою работу, если надо было что-то заклепать, большим мастером слыл по этой части. Как на заводе делал! Однако на построение приходил только по понедельникам, на занятия – иногда, а на службу в ТЭЧ полка прибывал лишь по особому приглашению, когда предстояла робота по клёпке чего-там на фюзеляже самолёта или ещё где. Тогда с вечера начальник ТЭЧ или его заместитель приходили к нему домой и передавали жене прапорщика:
— Там работка подошла! Пусть Николай завтра с утра подойдёт!..
Почему жене? Да потому, как самого прапора к этому часу дома никогда ещё не было! Он занимался промыслом!
Кто же был этот Стивенсон? И отчего такие привилегии?
Начнём с того, что фактической должностью этого прапорщика (нет, не той, на которой он действительно состоял и за которую ему выплачивали денежное довольствие, а по факту) была, как мы шутили, – «заместитель Командующего ВА по охоте и рыбалке»! Генерал Корочкин, прибывая в гарнизон, устраивал нам маленький (или большой) разгон в виде приведения полка и частей гарнизона в боевую готовность, потом мы отрабатывали боевые задачи на полигонах по ЛТУ, где Командующий наблюдал, как мы отыскиваем и уничтожаем свои цели. Затем следовал отбой повышенной боевой готовности. И пока сопровождающие Командующего инспекторы из отдела Боевой подготовки и офицеры штаба Воздушной Армии отыскивали наши недостатки по службе, учебному процессу и лётной подготовке, генерал уматывал на охоту или рыбалку. И вот тут Стивенсон должен был отработать не просто хорошо, а распрекрасно! И не дай бог Командующий останется без пуха и пера или плохой будет клёв! Всё! В нашем гарнизоне наступит «чёрный писец» всем подряд: и то плохо, и это не так!
А фамилия у Стивенсона была совсем не Стивенсон! По настоящей фамилии его знали только прямые начальники этого прапора. А полковником Стивенсоном он стал так!
Пошёл заместитель нашего Командующего по промыслу в горы, чтобы разведать новые охотничьи угодья перед предстоящим очередным прилётом Корочкина, и забрёл в запретную зону, где правительство этой страны нашего пребывания тоже любило поохотится. Ну, местная госбезопасность прапора и повязала. Документов у задержанного не было, оправданиям, что, дескать, он – русский прапорщик, не поверили, уж больно хотелось им раскрыть что-то неординарное! После двух дней изнурительных допросов наш прапорщик решил спасать свои почки и дал понять, что готов сделать признательное заявление. Ему дали бумагу и он написал:

«Чистосердечное раскаяние.

Признаюсь, что являюсь резидентом английской разведки полковником Стивенсоном. Оказался в вашей запретной зоне… (можете дописать по своему усмотрению – я подпишу!)
Мною написано собственноручно. Изменений и дополнений нет.

Подпись (неразборчиво) полковник Стивенсон».

Правда, комитетчиков смущало одно: по-англицки резидент английской разведки не понимал! Маскируется, наверное, сволочь! Ну ничего, он тут, если что, и по-китайски заговорит!
А у нас в гарнизоне – тихая паника: жена новоявленного полковника Стивенсона, ещё не зная, что она сменила фамилию и стала полковничихой, подняла шум – мужа уже двое суток нет. Начали искать. Доложили по команде. Начальник политотдела дивизии обратился в наше посольство. Посольство – в МИД. МИД – в правительство (чтобы поручение дали по линии МВД). А тут госбезопасность председателю совмина докладывает с фанфарами о поимке английского шпиона в звании полковника! В итоге госбезопасность получила по шапке, а прапора было приказано вернуть в советский гарнизон с извинениями перед задержанным! Договорились: ГБ забывают, что прапор с карабином перелазил через забор из колючей проволоки и оказался в запретной зоне, а наши – что Стивенсону намяли бока!
В приказе по полку личный состав информировался об этом вопиющем случае и предупреждался о соблюдении законодательства страны пребывания, недопустимости нарушений запретных зон. А в итоговой части приказа говорилось: «В отношении прапорщика NN ограничиться мерами, принятыми к нему сотрудниками г/б, при задержании и в течение двух дней после оного…»
В общем, старший механик ТЭЧ полка уходил на охоту прапорщиком имя рек, а вернулся полковником Стивенсоном! Вот, как службу нести надо! С тех пор его так и прозвали! Даже на общеполковой вечерней проверке можно было услышать в перекличке голос начальника ТЭЧ полка:
— Прапорщик Петренко!
— Я!
— Прапорщик Гуртовой!
— В наряде!
— Пра… полковник Стивенсон!..
Слышен гогот личного состава. И отзыв:
— Я! Чего ржёте? Вы бы на моём месте и не то на себя взяли!..
Говорю вам: рыбак и охотник Стивенсон был просто страстный! На балконе у семейства Стивенсона всегда то пушнина сушилась, то огромные сомы и таймени вялились с палочками-распорками на тушках! И все знали: это балкон полковника Стивенсона!
И рассказчик! А какой рыбак или охотник не приврёт?
Как-то перерыв был на занятиях по парковому дню, у нас, лётчиков, свои, у ИАС – свои, ТЭЧ, конечно, тоже присутствует в учебном корпусе. Мы, лётчики, сидим в курилке, офицеры и прапорщики ТЭЧи тут же. Кто о чём, а Стивенсон о рыбалке, глаза расширены, во всём облике серьёзность, видно, что сам верит в то, что говорит:
— Братцы! Вчера поймал тайменя! Огромный – как бегемот! Не верите? Вот голова тайменя лежит на этом краю стола, — показывает, — а ноги – с того края свисают!
Мы в осадке! От смеха попадали со скамеек и по траве катаемся, держась за животы!
Ну, какие ноги у рыбы?!
Стивенсон смотрит на нас с сожалением, как на несмышлёнышей – что с лейтенантов взять?! Он оставался всегда серьёзным!
Или вот такой прикол.
В той стране, где мы базировались, под небольшим слоем земли – вечная мерзлота. И стоит её зацепить экскаватором, разливается озерцо, неглубокое – по щиколотку и в диаметре, метров 8-10. И вот было такое озерцо у нас при подходе к жилой зоне в полукилометре от неё. Рыба там отродясь не водилась: ну, глубина – сантиметров десять, какая рыба? А вот утки при перелётах весной и осенью, обманываясь, что озеро настоящее, чтобы переночевать, бывало, для отдыха садились.
И вот Стивенсон с удочками и ведром рыбки с нашей реки, что за гарнизоном неподалёку проистекала, вечерком возвращается с рыбалки. И сделал крюк, чтобы глянуть: не сидят ли на этой луже утки? Тут смотрит, наши техники с полётов пешком возвращаются: тягач отпустили, решили пройтись от служебного городка.
Стивенсон разматывает удочки и закидывает их в лужу. Ещё одну удочку в руки берёт. Присел, на поплавки посматривает. Ждёт, когда технари приблизятся. Те подходят… С удивлением смотрят на Стивенсона, выдающегося охотника современности и главного рыбака гарнизона.
Стивенсон, глянув на своё ведро с уловом, похлопал рукой по мокрой рыбине, говорит будто самому себе:
— Ну! На сегодня хватит!
Смотал удочки и пошёл домой!
Техники от удивления:
— Видал!
— А рыбы, рыбы скока!
— Ты смотри!
И все бегом домой за удочками и снастями!
Через полчаса рыбаки всего полка сидели вокруг лужи с закинутыми удочками, пытаясь что-то поймать! Друг друга двигали в стороны, отвоёвывая себе место поудачливее, ругались!
А я, возвращаясь из магазина, лично видел, как Стивенсон (его квартира была на 2м этаже) выходил на балкон с биноклем и смотрел на тех рыбаков, что пытались поймать в той луже хоть что-то! И кричал жене:
— Муся! Иди, глянь на этих дураков! — я и не понял, о чём он это!
А там все сидят… Час сидят… Два… Тут на уазике после тяжёлого рабочего дня домой едет командир полка В.И. Кудряшов. Удивился: никто и никогда здесь ничего не ловил, а тут весь полк технарей с удочками сидит!
Останавливает машину, подходит! Постоял, посмотрел, а потом и спрашивает:
— Ну, и много наловили?
— Чшш! Товарищ полковник! Не вспугните!
Товарищ полковник наклоняется и переходит на шёпот:
— Я говорю: как рыбалка?
Ему тоже шёпотом:
— У нас пока ничего, а Стивенсон целое ведро рыбы споймал!
— Да? Ну-ну! — всё ещё шёпотом удивляется командир полка.
Тут до него доходит! И Виталий Иннокентьевич принимается орать:
— Кто? Стивенсон? Здесь?! Да он вас, лохов, просто развёл!!! Кому вы поверили?!!
Потом оглянул количество сидящих вокруг лужи рыбаков и со словами: «Целый полк пришибленных техников!» пошёл к машине.

И про охоту. В гарнизоне у нас был, конечно, коллектив охотников! Кудряшов никогда бы не позволил ему организоваться, но такое объединение было предусмотрено приказом Министра обороны СССР. Сам Виталий Иннокентьевич ни рыбаком, ни охотником не был. И от выезда личного состава на охоту ожидал сплошных неприятностей в ранге происшествий – не ниже. Он говаривал: «Охотник – это тот же алкоголик, только ещё и вооружённый!» И председателю охотколлектива нужно было стоптать не одну пару сапог, чтобы командир подписал приказ о выезде в будущее воскресенье на охоту! Есть приказ по полку – будет машина-тягач и официальное разрешение на выезд из гарнизона. Стивенсон никогда скопом не охотился. Он если и выезжал с охотниками, то чтобы порыбачить в отдалении.
В тот случай, о котором хочу рассказать, коллективу удалось загнать огромного дикого кабана и застрелить его! Охота вышла на славу! Толпа разбрелась ещё что-то подстрелить, а два подполковника – старший штурман полка А.К. Вишняков и комэска 3 аэ Б.Н. Перевезенцев, оба опытные охотники, остались. Уселись на тушу убитого кабана, хорошо выпили из фляги, ну и друг другу рассказывать, как они этого секача увидели, как прицеливались и как стреляли! Выпивают и рассказывают! Охотники есть охотники!
Тут сзади на поляну с рыбалки возвращается Стивенсон с ведром пойманной рыбы. Не то, чтобы подкрадывался, шёл открыто. Охотнички за разговорами его всё равно не увидили. Стивенсон подходит за их спинами, посмотрел на обоих, ногой сильно пнул тушу кабана (так, что она дёрнулась) и смачно по-поросячьи хрюкнул! Эх, эти двое, решив, что кабан не убит, а был только ранен, а сейчас приходит в себя, и будет им мстить, подхватываются и дают дёру в разные стороны со скоростью, которая несвойственна их возрасту и положению по службе! Стивенсон удивлённо лишь проводил их глазами.
В это время с целью проконтролировать, как тут дела, на санитарке подкатывает Кудряшов. Подъезжает к одиноко стоящему с удочками Стивенсону над поверженным, но так неудачно хрюкнувшим кабаном.
— А где остальные?
— Охотятся, товарищ полковник!
— А это твой трофей?
— Ну да! Чей ещё! Вы меня обижаете, товарищ полковник! Кто же ещё мог забить такого!
— Ты! Один? — командир даже внимания не обратил, что у Стивенсона нет ни ружья, ни патронташа, одни удочки!
— Я, товарищ полковник, с отцом с десяти лет охочусь! 120 кабанов завалил! Это 121й!
— Ну, охотник! — удивляется командир. — Ну что? Давай, погрузим!
Боец из санитарки носилки вытащил. Опрокинули они этого кабана и еле загрузили. И укатили. В гарнизоне повара разделали тушу! Все довольные остались и с мясом: Кудряшов, Стивенсон, повара, ну и в лётно-технической столовой на завтрак и обед к жаркому осталось!
А тем временем коллектив охотников собирается на поляне, и удивляются: а где убитый кабан?
Вишняков с Перевезенцевым с расширенными от ужаса глазами рассказывают, как раненный под ними вдруг ожил и чуть их не покалечил!
— Не может быть! — не верится охотникам.
— Может! Мы с Арнольдом еле ноги в разные стороны унесли!
— А где кабан-то?
— Уполз! Наверное, раны зализывает где-нибудь в берлоге!
В гарнизон вернулись все понурые, упитые с горя и ни с чем!
А когда прознали, куда подевалась их «раненная» свинина!..
Ну, Стивенсон! Ну, гад, погоди!