Юрий Ф.

— И передо мной пацак должен не один, а два раза приседать!

Из худ. к/ф-ма «Кин-дза-дза»

Сегодня нашему заместителю командира взвода, бывшему стройбатовцу мл. сержанту Осипову захотелось личный состав то ли проучить (за то, что не все вовремя вышли из столовой – задержались в обеденном зале Лазебный, Перевышко и Воюев), то ли хотел просто поглумиться, власть свою показать (что, скорее всего!). Вот он и решил устроить нам после ужина очередной внеочередной «сон-тренаж»!

Первый раз отбились по команде за сорок пять секунд, за сорок пять секунд оделись, встали в строй.
Повторить!
Второй раз.
Нет, Осипову не нравится!
— Осипов, все же уложились по времени! — крикнул кто-то из строя.
— Я сказал: нет. Повторяем.
Взвод был возмущён.
— Не подчиняться! — передавалось шёпотом по строю.
— Не подчиняться!
— Никому не ложиться!
— Стоять в строю!..
Осипов ничего не слышит, ходит перед строем гоголем:
— Плохо. Не хотим укладываться вовремя. Будем отбиваться, пока не уложитесь в 45 секунд...
Он с плохо скрываемым превосходством оглянул строй: вот она, власть!
— Взвод. Равняйсь. Смирно. Взвод… — взгляд на свои часы: — Сорок пять секунд… отбой...
И поворачивается в сторону, куда мы должны с топотом бежать!
Строй стоит, не шелохнувшись. До Осипова не дошло. Удивлённо подняв от своих часов глаза и увидев, что в той стороне, куда он смотрит, никого нет, он медленно поворачивается к нам. И своими бесцветными ресницами на нас – хлоп-хлоп, хлоп-хлоп! И подумав, что у нас случился сбой со слухом, продолжает:
— Отставить.
Все команды, как всегда, равнодушно, без восклицания. Можно сказать, на автопилоте.
— Равняйсь. Смирно. Взвод... Сорок пять секунд, отбой...
Строй стоит! В нашей половине казармы враз наступила тишина. Из своих «кубриков» высунулись курсанты других взводов. Глупо улыбаясь, вышел в коридор старший сержант Омельченко – заместитель командира 3го взвода. Все смотрят, чем это кончится.
Серая кровь отхлынула с лица нашего сержанта. Осипов побледнел. Бледнота эта проступила даже сквозь землистый (как я называю, «стройбатовский») цвет кожи на его лице.
— Так. Отставить. Что, непонятна команда? Сейчас все уложитесь за отведенное время, — с нажимом проговорил замкомвзвода. — Иначе будете отбиваться-подниматься до самого отбоя. Вы меня знаете...
Увы, он не знал нас! Или недооценивал. Как писал Джон Джей Чапмэн, «Сплочённость – это организованная ненависть». Здесь: не в том смысле, что её, ненависть, кто-то организовал, а в том, что она стала сплочённой. (Да простится мне в этом месте некоторая тавтология.)
— Взвод. Равняйсь. Смирно... Сорок пять секунд, отбой...
Из второй шеренги, прямо у меня из-за спины вырывается наш Витька Мамонтов, мой сосед по койке и тумбочке, и с криком: «Да ну вас!» кренделем покатился к своей кровати, раздеваясь на ходу. У него был вид человека, боявшегося опоздать! Наверное, в ту минуту для Слона было важно, чтобы Осипов заметил его дисциплинированность, старание, а главное – что он был первым, разрушившим нашу коллективку! Витька боялся, что кто-то его опередит, и он не будет первым!..
Однако за Мамонтовым никто не последовал! Взвод с презрением наблюдал за его действиями. Слон уже у своей коечки обернулся, замер, тоже посерел лицом. Замедлил раздевание. Потом облизнул враз пересохшие губы и стал медленно застёгивать гимнастёрку. А затем поплёлся к строю! Идти против коллектива – не в правилах таких людей, даже если коллектив сто раз неправ! А тут открытое противопоставление себя всему взводу! И если раньше кто-то ещё сомневался, то ведь сейчас все поняли, каким сержантским жополизом был Мамонтов! Теперь ему приходилось возвращаться в строй. Вот горе!
Мамонтов подошёл к первой шеренге, его место, как я сказал, было за мной. И по уставу я должен был пропустить его, сделав полшага вперёд и шаг вправо. Я стоял, не шелохнувшись. Витька попытался протиснуться в строй справа от меня – и я подался вправо! А Генка Новожилов тоже прижался ко мне своим мощным плечом, не пропуская штрейкбрехера в строй на его место. Мамонтов не понял, переместился влево от меня – и я подался влево. Но Юра Гончаренко, стоявший по левую руку, сразу не сообразил, посторонился и Витька, нажав на меня плечом, втиснулся в шеренгу и стал у меня за спиной.
Осипов был, как спущенный мяч, не зная, что предпринять.
— Напра-во, — наконец, выдавил он из себя. — На выход шагом марш.
Мы вышли на улицу.
— Становись. Взвод, равняйсь.
Никто команду не выполнил. Все стояли «вольно».
Наши сержанты находились во главе колонн своих отделений. Мусинкевич и Харламов не оборачивались; Сидоренко, Попичко обернулись на свои отделения.
— Лазебный, — апатично бросил Попичко. — Между прочим, равняйсь, команда была.
Но делал замечание как-то вяло, неохотно, скорее, для ушей Осипова.
Вова Лазебный, к которому была обращена эта сентенция, вместо того, чтобы повернуть голову вправо, покраснел, но поднял свой шнобель вверх и повернул чуть влево.
— Смирно, — командует Осипов.
Все продолжали стоять «вольно».
— Шагом марш, — обречённо бросает сержант.
Взвод тронулся, но не сделал положенных первых три шага строевым! Кажется, пошли даже не в ногу!
— Раз. Раз. Раз, два, три. Взяли ногу. Песню запе-вай.
Он что, больной? Мы его команды «равняйсь» и «смирно» не выполняем! А он хочет, чтобы мы ему строевую песенку спели!
Разумеется, эту команду мы тоже проигнорировали! Вероятно, у сержанта был расчёт, что кто-то, типа Мамонтова, не выдержит, затянет песню, остальные подхватят – никуда не денутся! Не тут-то было! Повторять ошибку Слона никто не пожелал! Мы так и шли – молча и вольным шагом!
И Осипов не знал, как дальше быть, что делать? Мы впервые со времени зачисления в училище шли строем не в ногу!
Наверное, сержант молил бога, чтобы такое безобразие под его руководством не увидел кто-нибудь из курсовых офицеров! Тогда мифу о его исключительной требовательности придёт конец!
Союзником замкомвзвода были сгустившиеся сумерки. Как всегда, внезапно.
По центральной аллее дошли до КПП училища.
— Стой, — мы остановились. — Напра-во.
— Налево! — разнеслось шёпотом по строю.
— Налево!
— Налево!..
Большинством повернулись налево. Наши сержанты и те, кто сделал вид, что якобы не сообразил, повернулись направо, но потом и эти развернулись так, как стояло большинство. И теперь весь взвод стоял к своему младшему командиру ж*пой!
Пришлось Осипову унизительно обходить строй и становится к нам лицом к лицу.
На замкомвзвода было противно смотреть: жалкая, виноватая маска-полуулыбка, лицо будто парализованное, в глаза не смотрит – взгляд блуждает где-то по носкам наших сапог.
Как многие сдержанные в проявлении своих чувств и очень уверенные в себе люди, наш сержант компромиссов не переносил. А тут надо было на них идти: что-то объяснять, что-то менять в своём поведении, что-то обещать. По всей видимости, к этому всё шло. Иначе эту проблему было не решить. Взвод закусил удила, с этим трудно было что-то поделать.
— Вы же знаете... Дисциплину все в училище требуют... Требуют её, прежде всего, с меня... И других младших командиров... Я должен требовать дисциплину с вас...
Строй молчал.
Не зная, что говорить дальше, Осипов забубнил снова:
— Дисциплину все офицеры училища требуют... Понимаете? В начале требуют её с меня...
— А мы не против воинской дисциплины! — громко и отчётливо проговорил я. — Но это не значит, что курс молодого бойца у нас должен продолжаться вечно! До самого выпуска!
— Осипов! Когда кончатся эти бесконечные придирки? — резко из строя спрашивает Володя Руман. — Что мы тебе, мальчики для битья!
— Вот видите. Это одни и те же лица. Ф-ов, Руман. Из-за них страдает весь коллектив.
Тут же из строя послышались голоса:
— Да какие лица!
— Эти лица правильно тебе говорят!
— Какой коллектив!
— У нас его нет! Из-за тебя, Осипов!
Я обернулся на голос. Последнюю фразу выкрикнул Женя Щербак. Глаза у Евгения блестели сатанинским огнём и полны были безоглядной решимости. С таким выражением лица только мужиков на кулацкий бунт поднимать!
Остальные младшие командиры (Сидоренко, Попичко, Мусинкевич и даже Харламов) молчали – им против коллектива было идти тоже не резон: получить коллективное неповиновение в отделении – подарок не из приятных, можно и с должности слететь. Да Осипов своими придирками и им, видимо, изрядно поднадоел!
Я пытался считывать состояние сержанта с его облика. Таким жалким Осипова было больно видеть. Мне показалось, что подай кто-нибудь сейчас команду: «Голос!» и замкомвзвода взвоет! Он снова стоял, будто обгадился.
Наткнувшись на дружный отпор, ему пришлось отрабатывать назад. Он дал слово, что больше никого зря ни разу не накажет, что придирки по мелочам прекратятся. Нас эти обещания устраивали. И мы в свою очередь пообещали хорошо ходить строем и соблюдать дисциплину при курсовых офицерах.
Тут под конец разговора вперёд из строя снова вырвался Мамонтов.
— Ребята! Извините меня, что я так... тогда... по команде Осипова... Извините!.. Побежал отбиваться... Я просто... Простите!.. Я не знаю, как это у меня вышло!.. Ребята!.. Простите!..
На Витьку тоже было жалко смотреть! Наш бойкот ему не выдержать! Может, он просто был дисциплинирован? Может, слишком старателен? Помнится, на курсе молодого бойца он тщательно приветствовал всех старших по званию, включая ефрейторов-сверхсрочников! Я это говорю не для того, чтобы посмеяться нгоад этим или упрекнуть! Может, в армии так и надо? Может, мы все такими должны быть? Но его фраза: «Да ну вас!» – это было слишком! А теперь он извинялся. Возможно, Слон всё понял?
И я не выдержал первым (повторяю: уж больно жалко было смотреть на своего соседа! Да и парень он, в общем-то, как я думал тогда, не плохой!):
— Ладно! Чего уж там!
Считая, что инцидент исчерпан, и он заслужил наше прощение, Витька Мамонтов облегчённо вздохнул и шагнул в строй.
Назад, в казарму мы уже шли в ногу. А при подходе к казарме так чётко по команде Осипова чеканили шаг, что на нас удивлённо смотрели в окна курсанты из других взводов. Нашего разговора они не знали и, по-видимому, они решили, что сержант нас обломал. Откуда они могли знать, о чём мы у КПП говорили!

» Вдогонку:

Просто невероятно, как сильно могут повредить правила, едва только наведёшь во всём слишком строгий порядок.
Георг ЛИХТЕНБЕРГ

Человека выказывает власть.
ПИТТАК

Все пчёлы прилетали с мёдом, а одна – такая маленькая и такая вреднющая – с дёгтем...
Из современных сказочек

...Поначалу наш договор соблюдался – Осипов перестал заниматься придирками, мы чётко выполняли его команды. Уж тем боле при офицерах курса. Так Осипов у командования курса прослыл умелым и требовательным младшим командиром.
Однако наши «женевские договоренности» у КПП были у Осипова как кость в горле. Он стремился, во что бы то ни стало вырваться за эти рамки. Тогда мы этого не понимали.
Постепенно он нашёл выход. Осипов из наших рядов выделяет небольшое меньшинство. «Избранные» были всегда хорошими. Все остальные – плохими. Так этот мужлан расколол взвод на два лагеря. «Хорошим» всё прощалось. «Плохим» – ни одной мелочи! Вскоре «рабочая аристократия» стала нападать на неорганизованных: что вы, мол, выступаете на командира; он – нормальный человек! Если бы вы не выступали, и он бы вас не трогал! Когда мы опомнились, было уже поздно – во взводе уже не было прежней монолитности! Кроме всего прочего, добавилось ещё одно: нас стали отпускать в увольнение. Опасаясь за увольнения, выступления против Осипова прекратились. Вскоре младшего сержанта Осипова повысили в звании – он стал сержантом. А ещё через три месяца – старшим сержантом. За свою «высокую требовательность» после убытия старшины Муллера он получил должность старшины роты. И теперь ходит король-королём.
Что ж, посмотрим, сколько это может продолжаться...
Кстати, тот наш случай был последним на нашем курсе, когда сержанты устраивали курсантам «сон-тренаж». После этого повторить ошибку Осипова уже никто не хотел.

» Вдогонку:

— Всё это меня начинает раздражать!
— Ты не одинок!
Из америк. худ. сериала «Андромеда»

О характере человека можно судить по тому, как он ведёт себя с теми, кто ничем не может быть ему полезен, а также с теми, кто не может дать ему сдачи.
Из неопровергаемых истин

••>> ...Прошло много лет после этого случая. Я уже подполковник, прослуживший в армии почти 30 лет. Но до сих пор не могу понять, зачем нас было учить укладываться спать за 45 секунд?? Ни в Уставах ВС СССР, ни в одном положении или приказе по армии нет такого требования! Я ещё могу понять: личному составу подняться по тревоге за 45 секунд! (Чтобы побыстрее покинуть казарму, пока её не разбомбили; чтобы занять оборону; чтобы успеть перехватить противника!) Но укладываться спать за 45 секунд, это у меня в голове «не укладывается»! (Простите за тавтологию!)
Даже посмотрим с другой стороны! С точки зрения здравого смысла и гигиены!
Вот после вечерней проверки курсанты готовятся ко сну. Мы раздеваемся, чистим зубы, моем ноги, шею, умываемся. А потом, согласно придуманного Осиповым и другими подобными держимордами положению, мы должны одеться по полной форме – то есть сунуть ноги в сапоги с несвежими портянками, одеть пропахшую потом гимнастёрку, хотя шея, грудь, подмышки, да и ноги уже вымыты, и стать в строй, ожидая благословенной команды сержанта, чтобы снова раздеться, на этот раз за 45 секунд, и успеть нырнуть под одеяло! Потом, если Осипову нравилось, как мы, изображая торопыг, укладывались в отведенное время, нам, так и быть, дадут команду встать, аккуратно сложить на табурете возле своей коечки обмундирование и, уже не спеша, лечь в постель с испачканными ногами и прочими частями тела. И не вздумай подниматься! А ведь, бывало, что Осипов и К° – проще перечислить парней-сержантов, которые этим не занимались! – подъём-отбой устраивали курсантам по несколько раз за вечер! А зачем же тогда перед сном мыть ноги и всё остальное? Я всё время удивляюсь, как тому же Осипову и иже с ними не пришла в голову мысль учить нас оправляться в сортире по малой и большой нужде за 45 секунд?! А почему бы и нет? Если можно изгаляться над личным составом, заставляя нас ложиться спать за 45 секунд, то почему бы не заставить подчинённых оправлять и физиологические потребности за это же время? А вдруг пока мы сидим над очком в позе «орла» и ср*м, коварный враг на Родину нападёт, а мы ещё не опорожнились и не готовы!..
Или вот ещё. Наша строевая подготовка после поступления в училище на курсе молодых солдат. Осипов вдруг начал требовать с нас, чтобы по команде «На месте шагом марш!» колено поднятой ноги поднималось до уровня «прямой угол» бедра по отношению к опорной ноге. Хотя в Строевом уставе этого положения нет. Устав требует, чтобы по этой команде военнослужащий шаг обозначал поднятием и опусканием ног, при этом ногу следует поднимать на 15-20 см от земли! А когда выполняешь требование Осипова, то нога отрывается от плаца на полметра!
Мы показываем Осипову устав: смотри, мол, что ты от нас требуешь – вот рисунок, а вот текст!
«Нет, — канючит наш младший сержант, — должен быть прямой угол, а бедро поднятой ноги располагаться параллельно земле».
Устав ему по х*ю! Очевидно, бывшему стройбатовцу доставляло удовольствие видеть, как по его команде весь взвод даёт друг другу коленом подж*пники!..
Вывод: иначе, как глумлением и издевательством над молодыми парнями со стороны наших сержантов такой 45-секундный отбой или такую строевую подготовку назвать нельзя!
Я недоумеваю, как мы выполняли подобные команды! Почему не пошли с этим в политотдел, не подняли этот вопрос на комсомольском собрании, не спросили об этом начальника курса на вечерней проверке? Но мы все хотели стать военными лётчиками и поэтому всё терпели! А Осипов и остальные этим пользовались и себе на потребу издевались над нами!
А посему, уже, будучи офицером, заступив дежурным по полку или в качестве ответственного присутствуя на вечерних проверках либо утренних подъёмах солдат эскадрильи, я всегда жёстко пресекал такую «учёбу» со стороны отдельных прапорщиков и сержантов. Потому как правильно писал Блез Паскаль: «Справедливость должна быть сильной, а сила – справедливой».] <<••

» Вдогонку:

— Ваша безнравственность имеет хоть какие-то границы?
— Нет!
Из франц. худ. к/ф-ма «Агент 117: миссия в Рио»

— Ты живёшь в моём доме, поэтому ты должен делать то же, что и я! Мажь сало маслом… А теперь сало на сосиску!
— Но, папа, печень болит!
— Я сказал: ешь!!!
Из америк. худ. к/ф-ма «Симпсоны»

— Правил нет, пределов нет.
— Да, в ход идёт что угодно.
— Нет, не что угодно! Я сказал: «правил нет»!
Из америк. худ. к/ф-ма «Чёрные книги»
(«Книжный магазин Блэка»)